Скрыть сексуализированное насилие? Что не так в истории измученной девочки из Ингушетии

В Ингушетии последнюю неделю обсуждают резонансную историю 4-летней девочки из Малгобека, которая попала в больницу в бессознательном состоянии. Ребенок регулярно подвергался жестокому физическому насилию – врачи зафиксировали множественные тяжелые травмы и пневмонию. Кроме того, у жертвы выявлены явные признаки сексуализированного насилия, утверждают со ссылкой на медзаключение собеседники сайта Кавказ.Реалии. Они опасаются, что эти подробности могут “замять”.

Ребёнок попал в больницу 27 апреля – его не первый раз привозят на скорой с травмами, заявлял телеграм-канал Mash Gor. В сюжете местного госканала, который вышел через несколько дней, заместитель главврача медучреждения сообщает только о старых побоях, но никак не комментирует информацию о возможном сексуализированном издевательстве над ребенком. Уголовное дело заведено только по статье “Истязание”, предусматривающем заключение от трех до семи лет.

В полиции сообщили, что к избиению, предположительно, причастны мать и бабушка, а сама семья состоит на профилактическом учете как неблагополучная. О причастности к насилию мужчин семьи официальные органы ничего не сказали. Глава республики Махмуд-Али Калиматов и экс-омбудсмен по правам ребенка в России Анна Кузневова заявили, что следят за ходом расследования преступления. Дело взял под контроль глава Следкома России. Мать ребенка заключена под стражу. Бабушку вскоре после задержания отпустили за отсутствием доказательств ее причастности к избиению.

Медработница в одной из клиник в Ингушетии в разговоре с редакцией Кавказ.Реалии рассказала о подробностях осмотра девочки.

“Ребенок поступил сначала в городскую больницу, его реанимировали и перевели в республиканскую больницу. У ребенка многочисленные гематомы головы и отслоение сетчатки – это последствия регулярных побоев, отслойка говорит об ударах по голове. Еще у нее двусторонняя пневмония. Девочка истекала кровью, гемоглобин был 20 (норма у детей 100-140. – Прим. ред.). Сначала думали, что травма в брюшной полости”, - рассказала медработница Аиша (имя изменено по просьбе собеседницы, она опасается возможных репрессий).

При осмотре врачи зафиксировали кровотечение, характерное для сексуализированного насилия – после этого осмотром ребенка уже занимались судмедэксперты, продолжает Аиша.

“Судмедэксперты взяли анализы, необходимые для экспертизы о сексуализированном насилии. Анализы брались с половых органов и анального отверстия. У ребенка оно очень расширенное, судмедэксперт считает, что такое невозможно для случая единичного сексуализированного насилия”, – говорит Аиша. Медики, по ее словам, зафиксировали многочисленные разрывы в области половых органов.

В первые несколько дней информация о сексуализированном насилии активно распространилась в интернете. Об этом кроме ингушских активисток, блогерш и адвоката, писал даже и предположительно связанный с силовиками телеграм-канал “Розыск Ингушетия”. Автор канала призвал коллег “задержать и публично осудить педофила”. Официальные органы ни слова не сказали об этих подробностях, но в сети активно начали распространяться фотографии и данные матери и бабушки.

Ответственность женщин?

О необъяснимых попытках ответственных органов скрыть “неудобные” факты в этом деле говорит в беседе с сайтом Кавказ.Реалии ингушская активистка Бетта Лир. Она активно освещает историю в своем блоге, который начала после того, как пострадала от халатности врачей в перинатальном центре.

“Мне доподлинно известно, что акт сексуализированного насилия совершён. Официальные структуры этот факт пытаются скрыть, почему? Работа не велась уполномоченным по правам человека, органами опеки, органами [по делам несовершеннолетних] ПНД и другими. Сейчас, после случившегося, махать шашкой все горазды, уже есть попытки перекладывать это друг на друга”.

Редакция Кавказ.Реалии направила официальные запросы об информации о сексуализированном насилии в управление СК по Ингушетии, а также ответственному за информационное взаимодействие ведомства. Аналогичные запросы направлены уполномоченному по правам ребенка в России Марии Львовой-Беловой, а также ее ингушской коллеге Зареме Чахкиевой. По состоянию на 3 часа дня 5 мая ни один ответ не получен.

Ингушская активистка Мадина (имя собеседницы изменено в целях безопасности) также говорит о попытках скрыть детали дела.

“Люди сразу стали писать об изнасиловании. А им в ответ говорят, что они все придумали. Но зачем им придумывать такое? Говорят, что они ссылаются на знакомых. Да, мы ссылаемся на знакомых. Мы делаем это потому, что связи у нас очень тесные. И подобное невозможно утаить. Республика у нас маленькая, и если что-то случается, то информация распространяется очень быстро”, – поясняет Мадина.

Где насильник?

То, что официально в качестве предполагаемых преступников в деле называют только женщин, также говорит о стремлении скрыть сексуализированное насилие, утверждает активистка Бетта Лир. По ее словам, пока есть только подозреваемые, но конкретные их имена неизвестны.

Об этом же сообщает и медработница Айша: “Никто сейчас не раскрывает информацию, но я знаю, что ищут мужчин. Вскоре после поступления ребенка в больницу, в Малгобекское отделение полиции привезли восемь мужчин. Это уже в понедельник произошло. Потом сказали, что нашли и девятого. Если не было сексуализированного насилия, для чего тогда ищут мужчин?”

По информации медработницы Аиши, предполагаемый насильник якобы был не только сожителем бабушки ребенка, но и отцом этой девочки: “Я точно знаю, как обычно происходит насилие в этом обществе, ведь я тут живу. Эти женщины живут в закрытом обществе. Если любовник женщины изнасиловал ее дочь, то она бы скрыла это, потому что не хочет, чтобы люди знали о ее любовнике. Насилие может совершаться постоянно”.

“Многие задаются вопросом: где он, где насильник? Я не оправдываю женщин, но бывает, что женщина оступилась, и потом она попадает фактически в рабство. Мужчины знают, что за эту женщину некому заступиться, и пользуются ей. Они могут погулять с ней, изнасиловать, а потом пойти к братьям ее и сказать: “она гулящая, убейте ее”. Эти женщины могли быть такими же незащищенными. Сколько таких случаев!“, – говорит активистка Мадина.

Случаи сексуализированного насилия над детьми часто не предаются огласке и не заявляется о них в правоохранительные органы, говорит в разговоре с Кавказ.Реалии правозащитница и основательница группы “Марем” Светлана Анохина.

“У нас в “Марем” было три-четыре случая подряд, когда мамы писали, что к их дочерям проявляет нездоровый интерес член семьи. Но они отказываются от жалоб на родственников. Был случай в одном селе, когда 15-летнюю девочку насиловал старший брат. Она сообщила об этом учительнице в присутствии мамы. Но мама сказала, что это ей испытание от Аллаха. Нам удалось разместить девочку в реабилитационном центре. Но потом мы узнали, что ее вернули в семью. Больше она с нами не связывалась“, – вспоминает правозащитница.

Спасти ребенка

Медработница Аиша уверена, что, если бы активистки, блогеры и медработники молчали, то дело о насилии наверняка бы “замяли”: “Раньше людям было стыдно написать вообще слово о том, что кого-то насиловали. Людям стыдно даже эти слова произносить – настолько все стеснены. Еще врачи боятся увольнения. Разглашать тайну мы не имеем права. Плюс уголовное наказание может коснуться не тех, кто виноват в насилии, а тех, кто пытается что-то говорить”.

Активистка Мадина соглашается с ней с ней. По ее словам, им приходится анонимно заявлять о подобных проблемах, потому что в обществе легко может начаться травля против тех, “кто вмешивается”, а также их родственников.

Детский омбудсмен по Ингушетии Зарема Чахкиева после общественного резонанса закрыла возможность комментирования на своей странице в инстаграме, а позже – и саму страницу. Собеседницы редакции утверждают о явном кумовстве в случае с нахождением на своей должности Чахкиевой.

“Сейчас очень много хейта направлено против омбудсмена Чахкиевой. Она родственница Калиматова, поэтому ее не увольняют. Так что от своего руководства мы ничего не ждем. У нее это второй громкий случай. Первой была Аиша Ажигова. Они не предпринимают должных мер, просто пишут бумажки, перекладывают ответственность. Программ, направленных на противодействие насилию в отношении женщин и детей, у нас нет. Реакция бывает только на экстренные случаи, когда молчать уже нельзя”, – говорит активистка Мадина.

О правилах поведения врачей при поступлении в больницу пациента с явными признаками физического или сексуализированного насилия говорит в беседе с Кавказ.Реалии адвокат Pen&Paper Валентина Фролова.

“Медорганизация обязана уведомить об этом органы внутренних дел. Также необходимо помнить, что любой человек, которому стало известно о том, что жизнь и здоровье ребенка находится под угрозой, или он пострадал от преступления, обязан сообщить об этом в орган опеки. Уже после этого они можгут самостоятельно обратиться в правоохранительные органы”, – объясняет Фролова.

Бесконечное насилие

Правозащитницу Светлану Анохину беспокоит, что за историей об изнасиловании уходит из внимания такая вещь, как систематические истязания.

“Давайте вспомним историю с Аишей Ажиговой и другими детьми, которых истязали. Ребенок в семье беззащитен, особенно если это патриархальная семья, где все держится на мужчинах и своеобразных пониманиях чести. Вся система направлена на то, чтобы не допустить выхода информации о чем-то за пределы дома. Предполагается, что семья сама разберется с обидчиком. А если обидчик – это отец или дедушка, то кто же с ним разберется?” – задается вопросом правозащитница.

О еще одной резонансной истории с истязанием ребенка в Ингушетии стало известно через неделю, 5 мая. В больницу попал 11-летний ребенок, которому диагностировали закрытую черепно-мозговую травму, сотрясение головного мозга, множественные ушибы и другие травмы, пишет телеграм-канал Сапа Кавказ. Экспертиза установила, что 49-летний отец в состоянии наркотического опьянения жестоко избил ребенка. Сейчас отец находится в изоляторе, на родителей составили административные протоколы.

В июле 2019 года Ингушетию потрясла история семилетней Аиша Ажиговой, которая была доставлена в одну из больниц Назрани с ожогами, застарелыми ранами, переломами и гангреной. Ребенка перевезли в Москву в НИИ детской хирургии Леонида Рошаля, правую руку пришлось ампутировать. Опекающая ее Макка Ганиева была задержана. Вскоре под подозрение также попал и ее супруг, сотрудник МВД. Мужчину уволили из полиции, назвав его “порочащим честь сотрудника органов внутренних дел”. В декабря того же года Аишу выписали из больницы, и на следующий день она вернулась домой с родной матерью и жила на съемной квартире.

В республиках Северного Кавказа десятки молодых девушек сталкиваются с домашним насилием, некоторые решаются сбегать. Редакция Кавказ.Реалии поговорила о подобных случаях и о том, как изменилась работа правозащитников после войны, с основательницей группы "Марем" и главредом издания о положении женщин на Кавказе – "Даптар" Светланой Анохиной.
В 2017 году из российского Уголовного кодекса удалили статью за побои, а за семейное насилие ввели административную ответственность. Побои в семье, не вызвавшие серьезных последствий, наказываются штрафами от 5000 до 30 000 рублей, арестом на 15 суток или исправительными работами, а для привлечения к ответственности по уголовной статье человек должен совершить повторное нарушение в течение года. <p> <a href="https://www.kavkazr.com/a/skrytj-seksualizirovannoe-nasilie-chto-ne-tak-s-istoriey-izmuchennoy-devochki-iz-ingushetii/32397783.html">&raquo;&nbsp;Original...</a> </p> <p>#Россия #Кавказ</p>